четверг, 21 января 2010 г.

МЕДНЫЙ ВСАДНИК / ПРЕДИСЛОВИЕ

МЕДНЫЙ ВСАДНИК

И египтяне были в свое время справедливы и
человеколюбивы!
Козьма Прутков.

ПРЕДИСЛОВИЕ

В 1994 г. в Санкт-Петербурге тиражом 2.000 экз. вышла небольшая книжка под названием “Неизданный Пушкин”, в которой сообщается о первой публикации полного и наиболее достоверного текста знаменитой поэмы “Медной Всадник”. Как утверждают члены редакторской группы, на основании неизвестных раннее документов, им удалось установить единственный смысл загадочной поэмы. При этом они полагают, что «Все многочисленные попытки истолковать смысл поэмы без труда подразделяются на две основные группы. Первая из них основана на истолковании прямых, ничем не прикрытых данных текста поэмы. Вторая группа учитывает возможность наличия в тексте поэмы неявных элементов смысла, затрудняющих понимание его в целом. Истолкователям первой группы — “все ясно”. Представителям второй группы “Медный Всадник” кажется “загадочным”.»
Авторы настоящего исследования, причисляя себя к представителям второй группы, предлагают систему раскодирования образов поэмы, в основе которой лежит осознание целостности всего литературного наследия Первого Поэта России. Особую роль в этой системе, занимает тема Древнего Египта.
Впервые поэт обратился к ней в процессе работы над “Клеопатрой” осенью 1824 года, во время пребывания в ссылке в Михайловском, а завершил её “Египетскими ночами” тоже в Михайловском и тоже осенью, но уже 1835 года. Так египетская тема стала своеобразным обрамлением 11-летнего творческого цикла, в который вошли многие хорошо известные произведения (“Борис Годунов”, “Домик в Коломне”, “Повести Белкина”, “Маленькие трагедии”, “Медный Всадник”, “Пиковая дама”), а также некоторые малоизвестные вещи, наложившие, однако, неповторимый отпечаток на второй смысловой ряд всех пушкинских творений. Особое место среди них занимает “Ответ анониму”:

О, кто бы ни был ты, чье ласковое пенье
Приветствует мое к блаженству возрожденье,
Чья скрытая рука мне крепко руку жмет,
Указывая путь и посох подает;
О, кто бы ни был ты: старик ли вдохновенный,
Иль юности моей товарищ отдаленный,
Иль отрок, музами таинственно храним,
Иль пола кроткого стыдливый херувим, —
Благодарю тебя душою умиленной.
Вниманья слабого предмет уединенный,
К доброжелательству досель я не привык —
И странен мне его приветливый язык.
Смешон, участия кто требует у света!
Холодная толпа взирает на поэта,
Как на заезжего фигляра: если он
Глубоко выразит сердечный, тяжкий стон,
И выстраданный стих, пронзительно-унылый,
Ударит по сердцам с неведомою силой, —
Она в ладони бьет и хвалит, иль порой
Неблагосклонною кивает головой.
Постигнет ли певца внезапное волненье,
Утрата скорбная, изгнанье, заточенье, —
«Тем лучше, — говорят любители искусств, —
Тем лучше! наберет он новых дум и чувств
И нам их передаст». Но счастие поэта
Меж ними не найдет сердечного привета,
Когда боязненно безмолвствует оно...

Аноним — Иван Александрович Гульянов (1789 — 1841 гг.), выдающийся египтолог, член Российской академии; в связи с предстоящей женитьбой Пушкина послал ему, не подписывая своего имени, приветственное стихотворение, выражая уверенность, что семейное счастье послужит для поэта источником новых творческих вдохновений. Знал ли Пушкин, кто такой был И.А.Гульянов? Знал. “Ответ анониму” написан в знаменитую Болдинскую осень 26 сентября 1830 года, т.е. хронологически где-то между завершением “Барышни-крестьянки” (20 сентября 1830 г.) и началом “Домика в Коломне” (9 октября 1830 г.). А годом ранее о Гульянове в письме, написанном по-французски, Пушкина извещает П.Я. Чаадаев:

“Мое самое ревностное желание, друг мой, — видеть вас посвященным в тайны века. Нет в мире духовном зрелища более прискорбного, чем гений, не понявший своего века и своего призвания. Когда видишь, что человек, который должен господствовать над умами, склоняется перед мнением толпы, чувствуешь, что сам останавливаешься в пути. Спрашиваешь себя: почему человек, который должен указывать мне путь, мешает мне идти вперед? Право, это случается со мной всякий раз, когда я думаю о вас, а думаю я о вас так часто, что устал от этого. Дайте же мне возможность идти вперед, прошу вас. Если же у вас не хватает терпения следить за всем, что творится на свете, углубитесь в самого себя и в своем внутреннем мире найдите свет, который безусловно кроется во всех душах, подобных вашей. Я убежден, что вы можете принести бесконечную пользу несчастной, сбившейся с пути России. Не измените своему предназначению, друг мой.
С некоторых пор русских читают повсюду; вам известно, что был переведен г-н Булгарин и помещен за г-ном де-Жуи; о вас же речь идет в каждом выпуске Обозрения; в одной толстой книге почтительно упоминается имя моего приятеля Гульянова, а знаменитый Клапрот присуждает ему египетский венок; мне, право, кажется, что он поколебал основания пирамид. Представьте же себе, какой славы можете добиться вы. Обратитесь с призывом к небу, — оно откликнется.”

Почему Чаадаев, убежденный либерал и западник, искренне уверенный, что понял свой век и посвящен в его тайны, жалуется на то, что Пушкин мешает ему идти вперед? Видимо потому, что сам не способен различить где “зад”, а где “перед” на пути к истине. И не отсюда ли его видение России, как “несчастной и сбившейся с пути”? И этот человек дает советы поэту, завершившему “Бориса Годунова” и поднявшемуся в нем до понимания особого пути самобытности России-цивилизации.
Случайно ли, что к “Борису Годунову” Пушкин приступил вскоре после первого обращения к древнеегипетской теме, т.е. в декабре 1824 года? Нет, не случайно!

“Еще в 1824 — 25 гг., в уединении своего Михайловского, поэт, вдохновившись рассказом римского писателя Аврелия Виктора о Клеопатре, продававшей свои ночи, набросал на эту тему стихотворение — и, как видно из его черновых тетрадей, несколько раз возвращался к нему, то изменяя отдельные его части, то переходя к новому размеру стиха. Мысль о Клеопатре не покидала его среди «Подражаний Корану», черновых набросков из «Цыган» и «Годунова», среди пестрых строф «Онегина»... Но стихотворение так и осталось не отделанным и не оконченным в течение целых десяти лет. Он вспомнил о нем только в 1835 г. и задумал ввести его в рамку соответствующего рассказа”.

Это внешняя сторона египетской темы, подмеченная (как видно из выше приведенного отрывка) еще в начале ХХ века. Содержательная же сторона её, оставшаяся незамеченной всеми толкователями пушкинского наследия, открывается лишь при внимательном сопоставлении следующих фрагментов текстов “Клеопатры” и “Египетских ночей”:

Благословенные священною рукой,
Из урны жребии выходят чередой,
И первый Аргилай, клеврет Помпея смелый,
Изрубленный в боях, в походах поседелый.
Презренья хладного не снес он от жены
И гордо выступил суровый сын войны,
На вызов роковых последних наслаждений,
Как прежде выступал на славный клик
сражений.
Критон за ним, Критон, изнеженный
мудрец,
Воспитанный под небом Арголиды,
От отроческих дней поклонник и певец
И пламенных пиров, и пламенной Киприды.
Последний имени векам не передал.

“Клеопатра”, 1824 год.

Благословленные жрецами,
Теперь из урны роковой
Пред неподвижными гостями
Выходят жребии чредой.
И первый — Флавий, воин смелый,
В дружинах римских поседелый;
Снести не мог он от жены
Высокомерного презренья;
Он принял вызов наслажденья,
Как принимал во дни войны
Он вызов ярого сраженья.
За ним Критон, младой мудрец,
Рожденный в рощах Эпикура,
Критон, поклонник и певец,
Харит, Киприды и Амура.
Любезный сердцу и очам,
Как вешний цвет едва развитый,
Последний имени векам
Не передал.

“Египетские ночи”, 1835 год.
Ключ к тайне имени третьего претендента на последнюю “египетскую ночь” с Клеопатрой может быть получен только после ответа на вопрос: почему Пушкин 11 лет спустя решил заменить имя Аргилая, клеврета Помпея, на Флавия. Но для овладения этим ключом придется совершить небольшой экскурс в “дела давно минувших дней”.
Исторически реальная Клеопатра — Клеопатра Филопатора родилась в 69 г. до н.э. и была третьей дочерью египетского царя Птолемея XII Авлета. Она покончила с собой в 30 г. до н.э. в возрасте 39 лет. В 49 г. до н.э. она действительно находилась в любовной связи, но не с Аргилаем (Архелаем) и даже не с Помпеем Великим, а с его старшим сыном — Гнеем Помпеем, прибывшим в Александрию за воинскими пополнениями для отца, ведшего войну с Юлием Цезарем. Голову же через год (в 48 г. до н.э.) отрезали Помпею Великому, но не за “египетскую ночь” с Клеопатрой, а по указанию Потина, придворного евнуха и главного советника Птолемея XIII, брата Клеопатры, который в это время вел борьбу со своей властолюбивой сестрой за наследство Птолемея XII.
Исторически реальный Аргилай (Архелай) — сирийский царевич, второй муж Береники, старшей сестры Клеопатры Филопаторы. Оба они (Береника и Архелай) были казнены в 58 г. до н.э. после неудачной попытки сместить с египетского престола Птолемея Авлета.
Династия императоров Флавиев (Веспасиан, Тит, Домициан) правила Римом с 69 по 96 гг. н.э. Но даже самый старший из них появился на свет только в 9 г. н.э. то есть через 39 лет после смерти Клеопатры. Другими словами, если Аргилай и Помпей в реальной жизни встречались с Клеопатрой и действительно лишились головы (хотя и в иных обстоятельствах, чем те, с которыми столкнулся читатель в “Клеопатре”), то ни один из Флавиев при всем их желании не мог принять участия в событиях, пересказанных поэтом с сюжета, описанного якобы римским писателем Аврелием Виктором.
Но тогда встает вопрос: почему Пушкин в 1824 году использует в “Клеопатре” одни исторически достоверные персонажи (Аргилай, Помпей), а через 11 лет в “Египетские ночи” вводит другие (Флавий), которые ни при каких условиях не могли соприкоснуться в реальной истории с Клеопатрой?
Можно конечно предположить, что Пушкин перепутал Помпея с Флавием. Но кто предметно знаком с системой воспитания в дворянских семьях того времени и с системой преподавания истории в лицее, тот знает, что Фукидида, Плутарха и Ливия лицеисты читали в подлинниках, так как греческий и латынь были для них предметами обязательными. Более того, в отличие от наших современников, история древнего мира (по крайней мере Египта, Греции и Рима) была им более известна, чем “История Государства Российского”, которую еще только создавал Н.М.Карамзин.
Кто хорошо знаком с рукописями Пушкина, тот должен отметить, что поэт всегда был строг с хронологией и если Помпей и Флавий объединились у него в одной теме, связанной с Египтом, значит для этого были какие-то серьезные причины. Разгадка, по нашему мнению, состоит в том, что в реальной истории эти две личности объединяет лишь одно обстоятельство: оба они вооруженным путем присоединяли древнюю Иудею к Римской империи и оба, жестоко подавляя восстания в Иерусалиме, способствовали рассеянию евреев в мире. Но только Помпей действовал в 70-х годах до новой эры, а Флавий в 70-х — новой эры. В этот, почти полуторавековой период, в массовом сознании многонациональной Римской империи происходили важнейшие мировоззренческие трансформации, которые будут определять характер развития всей западной цивилизации в предстоящие две тысячи лет. Именно в этот период строгий, почти сектантский монотеизм, неизвестно откуда явившихся политеистичному миру иудеев, благодаря одному из пророков Востока стал достоянием цивилизаций Древнего Мира. Каким образом это стало возможно? Каков механизм формирования религиозных систем? История — цепь случайным образом выстроенных событий или существует некая, непризнанная пока человеком, закономерность формирования глобального исторического процесса?
Все эти вопросы не могли не волновать “умнейшего мужа России” и в той или иной форме ответы на них можно найти в его произведениях. Было бы желание искать. Но для этого необходимо избавиться от навязанного официальной пушкинистикой взгляда на Пушкина, как на человека легкомысленного и беззаботного, не способного выйти в воззрениях на историю за рамки представлений своего времени. Возможно, предвосхищая такой подход к своим творениям, поэт (скорее всего бессознательно ) выстроил особую систему защиты их содержательной стороны, вход в которую определяет мера понимания читателя. Так и получилось, что все читают, да не все прочесть могут. Кто живет обыденным, тот всегда найдет и внешне обыденный сюжет, но не проникнет в иносказательную сущность произведения. Кто ищет высокое знание, кто стремится проникнуть за покров внешне обыденного, тот должен для начала подобрать ключи к каждому творению, один из которых сам поэт назвал “кастальским” .
В самом общем виде “ключи” к содержательной стороне иносказания “Медного Всадника” выглядят следующим образом:


Слово-термин-код-мера Первый
смысловой ряд Второй
смысловой ряд Третий
смысловой ряд
Он, Бог, Державец полумира, грозный царь, Всадник Медный, кумир на бронзовом коне. Царь Петр, памятник которому, установленный на Сенатской площади, ожил в видениях безумного Евгения. Идея Бога — внешняя, ритуальная сторона многих вероучений, используемых иерархами библейской цивилизации. Бог, надмирная реальность, иерархически высшее объемлющее управление.
Река Нева; больной в постеле беспокойной; дышала, как с битвы прибежавший конь; её волны хищные толпились бунтуя злобно. Река Нева, на которой стоит вторая, ныне внеюридичес¬кая столица цивилизации России. Толпа — собрание людей, живущих по преданию и рассуждающих по авторитету вождей или предания. “Река времен” — глобальный исторический процесс, в котором с некоторой периодичностью (подобно волнам) появляются и исчезают поколения людей.
Наводне¬ние, Божий гнев, Божия стихия, злое бедствие. Река Нева в период наводнения — природная стихия. Социальные катаклизмы: мировые, гражданские войны, революции. Период смены логики социального поведения в глобальном историческом процессе.
Параша, Народ. Дочь вдовы, невеста мелкого столичного чиновника по имени Параша. Все народы многонациональной и многоконфессиональ-ной цивилизации Россия. Идеал, мечта периферии самой древней и самой богатой мафии.




Слово-термин-код-мера Первый
смысловой ряд Второй
смысловой ряд Третий
смысловой ряд
Евгений, бедняк, безумец бедный, ни зверь ни человек, ни то ни се, ни житель света ни призрак мертвый. Мелкий столичный чиновник. Либеральная, бездумно масонствующая интеллигенция, убежденная в своем “элитарном” превосходстве над толпой.
Еврейство, искусственно созданная в сорока-двухлетнем синайском “турпоходе” самая древняя мафия.
Львы сторожевые. Скульптур¬ная группа из двух мраморных львов. Сенат и Синод; Верховный Совет СССР и ЦК КПСС; современные СМИ и правительство оседланные еврейскими кланами.
Левиты, искажающие из своекорыстия истинный смысл Божественных Откровений.
Вдова, порфироносная вдова. Мать Параши, невесты бедного чиновника. Монархия — дореволюционная форма государственного управления цивилизации Россия.
Любая форма концептуально несамостоятельного управления государством.


Барка, Челн, Лодка.
Средства передвижения по воде. Формы правления: бесструктурное, структурное. Иерархия власти: концептуальная, идеологическая, законодательная.




Слово-термин-код-мера Первый
смысловой ряд Второй
смысловой ряд Третий
смысловой ряд
Ветхий домик, одежда ветхая, колпак изношенный. Общая характеристика одежд Евгения и жилища его невесты. Шутовское прикрытие сатириков-евреев, низводящих согласно Талмуда великое до малого, а малое до великого. Ветхий Завет — основа иудаизма, вероучение Богоборчества.
Опытный гребец, перевозчик беззаботный. Обычный лодочник, перевозчик пассажиров. Иерархия библейских вероучений за “гривенник” (десятую долю доходов общества) опекающая еврейство. Глобальный Предиктор (древнеегипетское знахарство), ведущее экспансию толпо-”элитарной” концепции управления через свою периферию — еврейство.


Ознакомившись с предложенными здесь “ключами” к иносказанию “Медного Всадника”, любой читатель, способный без предубеждений подойти к неосознаваемым запретам в своем внутреннем мире по отношению к рассмотрению обозначенной здесь тематики, в меру своего понимания общего хода вещей может и сам попытаться раскрыть как второй, так и третий смысловые ряды поэмы. Может предложить другую тематику и соответствующие ей ключи к иносказанию поэмы. Но в любом варианте расшифровки второго смыслового ряда ему придется придерживаться основного критерия — целостности всего смысла открывающегося содержания иносказания.