ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
И самый последний нищий, при других условиях, способен быть первым богачем.
Козьма Прутков.
Глава 1. Что в имени тебе моем?
“Часть первая” начинается с описания состояния российского общества в юридическом центре управления цивилизацией в начале двадцатого столетия.
Над омраченным Петроградом
Дышал ноябрь осенним хладом.
О существовании и особой роли тогдашнего внеюридического центра цивилизации — Москвы — говорится во Вступлении:
И перед младшею столицей
Померкла старая Москва,
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова.
Во времена Пушкина младшею столицей России был Санкт-Петербург. Петроградом он назывался короткий десятилетний период с начала первой мировой войны до переименования в Ленинград после смерти “вождя мирового пролетариата”. Указание на ноябрь говорит о том, что у автора понятие о времени несколько отличалось от понятия тех, кто занимался исследованием его творчества. Известно, что вооруженное восстание, в результате которого было свергнуто масонское Временное правительство было в октябре, но празднование все 73 года Великой Октябрьской Революции в соответствии с календарной реформой (новый стиль) происходило 7 ноября. Но особенно примечательно то, что поводом для написания “Медного Всадника” было самое сильное за всю историю Петербурга наводнение, которое произошло 7 ноября 1824 года: почти за год до выхода декабристов на Сенатскую площадь и за 93 года до “пролетарской революции”, которая по причинам, выпавшим из внимания историков, победила в крестьянской стране. Случайное ли такое совпадение дат? Или такая случайность — некая, пока еще не познанная статистическая закономерность, не воспринимаемая как предопределенность?
Если вопрос о целостности информации ставить широко, то он может быть сформулирован примерно так: связаны ли меж собой процессы биосферного и социального уровня? И если связаны, то как? Где причина, а где следствие?
По этому поводу в основном трактате “герметистов” — “Изумрудной скрижали” говорится следующее: все процессы макро и микромира носят колебательный характер, взаимосвязаны и взаимовложены. И еще: что вверху, то и внизу. Другими словами, если связь и существует, то она должна проявляться через величины частот, амплитуд и полных периодов взаимовложенных колебательных процессов, отождествляемых в культуре современной технократической цивилизации с некоторой мерой, воспринимаемой сознанием в качестве астрономического времени.
Насколько глубоко был посвящен в знания “герметистов” Пушкин — вопрос сложный. Дар Божий поэта — интуиция — глубже посвящений; она доносит до нас иногда через столетия поэтическим словом содержательную сторону информации о тех явлениях, смысл которых был воспринят им интуитивно, возможно и во внелексических образах. Тем самым поэт как бы указует на то, что подлинный смысл всего содержания поэмы будет раскрыт поколениями, живущими “по новому стилю” и руководствующимися новой логикой социального поведения.
Плеская шумною волной
В края своей ограды стройной,
Нева металась как больной
В своей постеле беспокойной.
Образ Невы в поэме одновременно указует на толпу и время. В пушкинской системе образов толпа, не вызревшая до народа, как правило, выступает в образе коня (см. нашу расшифровку второго смыслового ряда “Руслана и Людмилы”). Во второй части мы видим, что никакого противоречия ни в самой системе, ни в нашей трактовке её нет:
И тяжело Нева дышала,
Как с битвы прибежавший конь.
Что касается отождествления времени с образом реки, то в начале ХIX века это было довольно распространенным явлением.
Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
“На тленность” Г. Державин. 1816 г.
Государственность России, в отличие от любого государства Востока и Запада, своими границами объемлет одну из региональных цивилизаций планеты и потому несет в себе “особенную стать” — функцию управления цивилизацией в целом. Отсюда выраженное Тютчевым непонимание западниками и Западом способности к постоянному возрождению Российской государственности каждый раз во все более эффективных формах управления:
Умом Россию не понять
Аршином общим не измерить,
У ней особенная стать
В Россию можно только верить.
Монархия, как форма правления, почти до конца ХIX в. со всеми своими государственными институтами внешне действительно выглядела довольно “стройной оградой” для всех наций, проживающих в цивилизации Россия. Более сотни народов, принадлежащих практически ко всем существующим в то время вероисповеданиям, жили без внутренних национальных и религиозных конфликтов, сохраняя свои культурные особенности. Однако, цивилизация — самобытность по-русски — живет и развивается по своим внутренним законам, отличающимся от законов развития государства, и потому даже самая “стройная ограда” государственных институтов управления, рано или поздно становятся преградой для развития общественной жизни цивилизации. Понимание этого в коллективном бессознательном русского народа отражено в поговорке: “Чужой рот — не огород, не притворишь”.
Неспособность различить кризис несоответствия управленческих функций государственности потребностям развития цивилизации создает у некоторых политиков ощущение болезни общества, жаждущего перемен и тогда появляются формулировки, обозначающие революционность ситуации типа: “Верхи неспособны управлять по новому, а низы не хотят жить по старому.”
Уж было поздно и темно;
Сердито бился дождь в окно,
И ветер дул печально воя.
В то время из гостей домой
Пришел Евгений молодой...
Так впервые перед нами появляется центральный персонаж поэмы. Многоточие в конце второй фразы указует на некую условность его имени, за которым лежит тайна, сокрытая своеобразной системой умолчаний. Но именно эта система умолчаний и побуждает сознание читателя к поиску ответов на загадки, выставленные поэтом на уровне второго смыслового ряда, в том числе и по отношению к образу Евгения.
Мы будем нашего героя
Звать этим именем.
“Мы будем звать”, то есть имя Евгений — только “палец указующий” на некое явление, на которое хотел обратить внимание читателя Пушкин, но не само явление.
В разные времена за ним видели то самого поэта, пребывающего в конфликте “со светом”, то декабристов, преследуемых царем-деспотом. Но никто не обратил внимания на тот факт, что автор дистанцируется от своего творения используя все ту же систему умолчаний.
Оно
Звучит приятно; с ним давно
Мое перо к тому же дружно.
С именем “Евгений” дружно перо Пушкина, но это еще не значит, что с ним дружит он сам. Действительно с этим именем связаны многие произведения поэта, но ключ к раскрытию его содержательной стороны — в самом имени. В переводе с древнегреческого на русский: “ев” — хороший, “генос” — род, т.е. дословно — “хорошеродный”, “благородный”. Термин “евгеника”, означающий науку, изучающую и разрабатывающую методы изменения человеческой породы в нужном (кому?) направлении, был впервые введен родственником Чарльза Дарвина англичанином Фрэнсисом Гальтоном в 1869 г. в его работе “Наследственность таланта, его законы и последствия”. Естественно, разработчики основ “новой” науки, предполагали улучшение человеческой породы в сторону свойств, которые они считали хорошими. Но известно, что благими намерениями дорога в ад выстилается статистически чаще, чем в рай. Поэтому можно считать закономерным, что последователи “евгеники” вскоре открыто заявили, что привилегированные классы, обладают в большей мере добродетелями, чем классы неимущие. Однако, реальная жизнь свидетельствует об обратном: физическая и умственная деградация статистически чаще наблюдается в “элитных” семьях. Деградация, так называемой управленческой “элиты”, — закономерное следствие её бездумного паразитизма, который возможен лишь потому, что только “элита” всегда была способна предъявлять обществу монопольно высокие цены за продукт управленческого труда. Семьи, занятые в сфере производства материальных и духовных благ, такой возможности никогда не имели.
Известно, что многие науки открывались в эпоху “Возрождения” как бы заново, поскольку начало христианской эры (новой эры) характеризовалось прежде всего тем, что наука и религия “разошлись” в своем понимании единого и целостного мира. Знания о выведении особой породы людей были известны древнеегипетскому жречеству задолго до “синайского турпохода”, описанного в Библии в книгах Числа, Исход, который был лишь завершающим этапом социального эксперимента глобальной значимости по формированию особой общности мафиозного типа, вошедшей в обыденное сознание под названием “избранного народа”. А теперь посмотрим, как тайна имени Евгений отражена в культуре Древнего Египта:
«Действительно, есть в теле человека, во всем, что живет и существует, элемент постоянный, неразрушимый, который живет вечно, поскольку тела сохраняют свои формы и свои органы неистлевшими. Это то, что мы бы называли телесной душой. Египтяне давали ей имя Ка, т.е. “гения”. Его обозначают обыкновенным иносказанием: Двойник. Двойник, как бы второй экземпляр существа; это тело материальное по виду, духовное по своей природе; оно подобно человеческому телу, но невидимо для телесных глаз. Чтобы материализоваться, ему нужна опора, и это не что иное, как тело и неистлевший труп или изображение (статуя, барельеф, живопись) живого тела. Чтобы продолжалась жизнь, вопреки всем видимостям смерти, нужно, чтобы мумия или статуя — похожее изображение — притягивало к себе двойника, как это делало живое тело, в силу закона магии: подобное вызывает подобное.»
Здесь мы сталкиваемся с элементами древнеегипетского нейролингвистического программирования, в результате которого слово Ев. Гений (имя греческое) вводится в коллективное бессознательное в качестве наименования хорошей души, как код-мера образа некого скрытого от общества явления, воспринимаемого всеми в качестве еврейства. Знахари Древнего Египта были большими мастерами по части черной и белой магии и понимали: дать точную меру образа скрытого явления — реализовать его в жизни. Другое дело, каким оно явилось миру в реальности? На этот вопрос отвечает фраза, ставшая почти крылатой (возможно потому, что ненароком вылетела из уст современного нам “Черномора”): “Хотели как лучше, а получилось как всегда”. Это — своеобразная оценка деятельности древних “евгеников”.
В конце второго тысячелетия новой эры мера качества управленческой деятельности древних “евгеников” в целом оценивается катастрофическим ходом развития всей западно-библейской цивилизации, к руководству которой не без их участия и были приведены современные “ев. гении”. А в результате получилось следующее: руководителей много, а необходимых обществу управленцев нет.
Пушкин в поэме стремился словом указать как можно точнее на те явления общественной жизни, которые устойчиво существуют не одно поколение и понимание которых будет по его представлениям оказывать решающее влияние на дальнейший ход развития глобального исторического процесса.
О рассеянии еврейства — вечно “молодой” мафиозной общности — в “Первой части” сказано всего двумя строчками:
В то время из гостей домой
Пришел Евгений молодой...
Из гостей домой возвращаются и Пушкин прямо укажет на это во второй части поэмы, когда будет иносказательно говорить об истинном доме самой древней “мафиозной общности”.
Прошла неделя, месяц — он
К себе домой не возвращался.
Приходят в дом те, кто вечно в гостях. Согласно Словарю В.И. Даля, Прихожий и пришлый, пришедший откуда, чужой, сторонний; пришелец, пришлец — пришлый человек, странник, иноземец, инородец.
Прошли многие тысячелетия и современные знахари посчитали возможным сказать об этом открыто:
«Основная еврейская добродетель — “встать и пойти”, это народ не оседлый, несмотря на солидную недвижимость. И нужно понять, что такими шатунами сделал их не антисемитизм окружающего оседлого населения, но собственная их беспокойная природа.... Меньше всего евреи принадлежат так называемой культуре.... Еврей и на вершине культуры, и на социальных верхах остается “провокатором”. Сфера еврейства не культура, а гений, ибо, как сказал Сартр, гений — это не дар, а путь, избираемый в отчаянных обстоятельствах.... И у Сартра в “Бытии и ничто” появляется определение: диаспорическое (т.е. рассеянное среди других народов: зам. авт.) бытие как характеристика человека, самого человеческого проекта. Герой экзистенциальной философии оказывается, таким образом, евреем, экзистенциализм оборачивается еврейским учением.... Нельзя говорить, что каждый еврей гениален, но в каждом гении есть что-то еврейское.... Но “абсолютность” еврейства, ген гениальности, ему свойственный, делает его, с другой стороны, “кошмаром наций”. Это слова Мартина Бубера.... Еврей в диаспоре — загадка и тайна человечества. В истории есть только одна тайна, и эта тайна — еврей. Еврейство нельзя сводить к “национальному вопросу” или к антисемитизму.»
Это не примитивные рассуждения злобного антисемита, а выдержки из книги “Портрет еврея”, вышедшей в 1996 г. в США и написанной популярным политическим обозревателем радиостанции “Свобода”, задыхающимся (как слышно по его говору) от русофобии Борисом Парамоновым. Книга получила одобрение в сионистских кругах, а цитированные в ней Сартр, Бубер и многие другие авторы — признанные авторитеты еврейства.
Если согласиться с утверждением Б. Парамонова, что “в истории всегда была лишь одна тайна, и эта тайна — еврей”, то следует согласиться и с тем, что А.С.Пушкин не мог обойти своим вниманием такую тайну.
Многие современники Пушкина подтверждают особый интерес поэта к новейшим открытиям египтологов:
“А вот сущность образа Евгения для Пушкина чрезвычайно важна, и её поэт рассматривает как историческую. Чтобы дать понять это читателю, он обращается за помощью к новейшему открытию Шампольона , указавшего на наличие в древнеегипетской письменности особого класса знаков, являвшихся детерминативами, то есть определителями содержания слов. Такие детерминативы имелись для обозначения растений, деревьев, мужчин, женщин, отвлеченных понятий и т.д. В качестве детерминатива историчности Пушкин избрал имя наиболее известного в то время и к тому же официального историографа — Карамзина.”
Действительно, фамилия Карамзина в поэме упоминается:
Хотя в минувши времена
Оно, быть может, и блистало
И под пером Карамзина
В родных преданьях прозвучало;
Но в каком контексте имя Евгения следует рассматривать в “Истории государства Российского”, — эту проблему читатель должен решать сам в меру своего понимания глобального исторического процесса, места в нем России и особенной роли во всем этом еврейства. Особенная же роль еврейства согласно Главы VII (Владимир Мономах, названный в крещении Василием 1113 — 1125 гг.) “Истории государства Российского” выглядит так:
«Причиною киевского мятежа было, кажется, лихоимство евреев: вероятно, что они, пользуясь тогдашнею редкостью денег, угнетали должников неумеренными ростами.»
Историк, Н.И.Костомаров (1817 — 1885 гг.), последователь Н.М.Карамзина в концепции изложения истории описывает эти же события ХI в. более подробно:
«Феодосий (имеется в виду Преподобный Феодосий Печорский) сурово относится к иноверцам: “Живите мирно... с врагами, однако только со своими врагами, а не врагами Божиими;... но Божие враги — жиды, еретики, держащие кривую веру...”
Более всех ненавидел Феодосий жидов, и жизнеописатель его говорит, что он ходил к жидам укорять их, досаждал им, называл беззаконниками и отступниками и хотел быть от них убитым за Христа. (Скончался 2 мая 1074 г.)» “Господство дома Св. Владимира”, Москва. Военное издательство, 1993 г., глава “Преподобный Феодосий Печерский”, с.32.
«В 1113 г. умер Святополк, и киевляне, собравшись на вече, избрали Владимира Мономаха своим князем; недовольные поборами своего покойного князя, напали на дом его любимца Путяты и разграбили жидов, которым потакал Святополк во время своего княжения и поверял собрание доходов... При Мономахе... ограничено произвольное взимание рез (процентов), которое при Святополке доходило до больших злоупотреблений и вызвало по смерти этого князя преследование жидов, бывших ростовщиками. При Владимире установлено, что ростовщик может брать только три раза проценты, и если возьмет три раза, то уже теряет самый капитал.» — Там же, глава “Князь Владимир Мономах”, с. 64 - 65.
Итак, один историк обвиняет евреев в лихоимстве, т.е. угнетении должников неумеренными ростами; другой, ссылаясь на Преподобного Феодосия Печорского, чтимого всеми христианами, называет их беззаконниками и отступниками. Посмотрим, насколько эти обвинения соответствуют истине, или они плод эмоционального восприятия фактологии истории без понимания её причинно-следственной обусловленности.
“Не да¬вай в роcт бра¬ту твое¬му (по кон¬тек¬сту еди¬но¬пле¬мен¬ни¬ку — иу¬дею) ни се¬реб¬ра, ни хле¬ба, ни че¬го-ли¬бо дру¬го¬го, что воз¬мож¬но от¬да¬вать в рост; ино¬зем¬цу (т.е. не иу¬дею) от¬да¬вай в рост, что¬бы гос¬подь бог твой (т.е. дья¬вол, ес¬ли по со¬вес¬ти смот¬реть на су¬ще¬ст¬во ре¬ко¬мен¬да¬ций) бла¬го¬сло¬вил те¬бя во всем, что де¬ла¬ет¬ся ру¬ка¬ми твои¬ми на зем¬ле, в ко¬то¬рую ты идешь, что¬бы вла¬деть ею (по¬след¬нее ка¬са¬ет¬ся не толь¬ко древ¬но¬сти и не толь¬ко обе¬то¬ван¬ной древ¬ним ев¬ре¬ям Па¬ле¬сти¬ны, которая была захвачена военной силой, по¬сколь¬ку взя¬то не из от¬че¬та о рас¬шиф¬ров¬ке един¬ст¬вен¬но¬го свит¬ка, най¬ден¬но¬го на рас¬коп¬ках, а из со¬вре¬мен¬ной, мас¬со¬во из¬дан¬ной кни¬ги, про¬па¬ган¬ди¬руе¬мой все¬ми Церк¬вя¬ми и ча¬стью “ин¬тел¬ли¬ген¬ции” в ка¬че¬ст¬ве веч¬ной ис¬ти¬ны, дан¬ной яко¬бы Свы¬ше).”- Второзаконие, 23:19, 20. “И бу¬дешь гос¬под¬ство¬вать над мно¬ги¬ми на¬ро¬да¬ми, а они над то¬бой гос¬под¬ство¬вать не бу¬дут” — Второзаконие, 28:12. “То¬гда сы¬но¬вья ино¬зем¬цев (т.е. по¬сле¬дую¬щие по¬ко¬ле¬ния не-иу¬де¬ев, чьи пред¬ки влез¬ли в за¬ве¬до¬мо не¬оп¬лат¬ные дол¬ги к пле¬ме¬ни рос¬тов¬щи¬ков-еди¬но¬вер¬цев) бу¬дут стро¬ить сте¬ны твои (так ны¬не мно¬гие се¬мьи ара¬бов-па¬ле¬стин¬цев в их жизни за¬ви¬сят от воз¬мож¬но¬сти по¬ез¬док на ра¬бо¬ту в Из¬ра¬иль) и ца¬ри их бу¬дут слу¬жить те¬бе ; ибо во гне¬ве мо¬ем я по¬ра¬жал те¬бя, но в бла¬го¬воле¬нии мо¬ем бу¬ду милостив к те¬бе. И бу¬дут от¬вер¬зты вра¬та твои, не бу¬дут за¬тво¬рять¬ся ни днем, ни но¬чью, что¬бы бы¬ло при¬но¬си¬мо к те¬бе дос¬тоя¬ние на¬ро¬дов и при¬во¬ди¬мы бы¬ли ца¬ри их. Ибо на¬ро¬ды и цар¬ст¬ва, ко¬то¬рые не за¬хо¬тят слу¬жить те¬бе, по¬гиб¬нут, и та¬кие на¬ро¬ды со¬вер¬шен¬но ис¬тре¬бят¬ся” — Исаия, 60:10 — 12.
Хри¬сти¬ан¬ские Церк¬ви на¬стаи¬ва¬ют на свя¬щен¬но¬сти этой мер¬зо¬сти, а ка¬нон Но¬во¬го За¬ве¬та, про¬шед¬ший цен¬зу¬ру и ре¬дак¬ти¬ро¬ва¬ние еще до Ни¬кей¬ско¬го со¬бо¬ра (325 г. н.э.), от име¬ни Хри¬ста про¬воз¬гла¬ша¬ет её до скон¬ча¬ния ве¬ков: “Не ду¬май¬те, что Я при¬шел на¬ру¬шить за¬кон или про¬ро¬ков. Не на¬ру¬шить при¬шел Я, но ис¬пол¬нить. Ис¬тин¬но го¬во¬рю вам: до¬ко¬ле не прей¬дет не¬бо и зем¬ля, ни од¬на ио¬та или ни од¬на чер¬та не прей¬дет из за¬ко¬на, по¬ка не ис¬пол¬нить¬ся все” — Матфей, 5:17, 18.
Фактически, цитированный выше текст “Священного писания”, — долговременная стратегия порабощения всех народов через ростовщичество посредством пришлого “вечно бедного еврея”. Ф.Петрарка идею “бедного еврея” сформулировал предельно кратко: “Жадный беден всегда”. В поэме по отношению к Евгению с эпитетом “бедный” мы столкнемся еще не раз.
Если в оценках событий происшедших в Киеве в ХI в. исходить из данной Доктрины “Второзакония-Исаии”, а не из эмоционального восприятия их историками, то следует признать, что ростовщики-евреи, действующие строго в соответствии с библейскими заветами, большие законники, чем обвиняющий их в беззаконии Преподобный Феодосий Печорский. Понимали ли “крестители Руси”, что с “крещением”, они несли русичам не только внешне красивые ритуалы и общечеловеческие ценности, но также способствовали экспансии библейской концепции экономического закабаления своего народа? Ответ на этот вопрос можно при желании найти у Н.М.Карамзина:
“Древний летописец наш (имеется в виду Нестор: замечание авт.) повествует, что не только христианские проповедники, но магометане, вместе с иудеями, обитавшими в земле козарской или в Тавриде, присылали в Киев мудрых законников склонять Владимира к принятию веры своей и что великий князь охотно выслушивал их учение. Случай вероятный: народы соседственные могли желать, чтобы государь, уже славный победами в Европе и Азии, исповедовал одного бога с ними, и Владимир мог также — увидев наконец, подобно бабке своей, заблуждение язычества — искать истины в разных верах.
Первые послы были от волжских и камских болгаров. На восточных и южных берегах Каспийского моря уже давно господствовала вера магометская, утвержденная там счастливым оружием аравитян: болгары приняли оную и хотели сообщить Владимиру. Описание Магометова рая и цветущих гурий пленило воображение сластолюбивого князя; но обрезание казалось ему ненавистным обрядом и запрещение пить вино — уставом безрассудным. Вино, сказал он, есть веселие для русских; не можем быть без него. — Послы немецких католиков говорили ему о величии невидимого Вседержителя и ничтожности идолов. Князь ответствовал им: Идите обратно; отцы наши не принимали веры от папы. Выслушав иудеев, он спросил, где их отечество? «В Иерусалиме, — ответствовали проповедники: — но бог во гневе своем расточил нас по землям чуждым». И вы, наказываемые богом, дерзаете учить других? сказал Владимир: мы не хотим, подобно вам, лишиться своего отечества. — Наконец, безымянный философ, присланный греками, опровергнув в немногих словах другие веры, рассказал Владимиру все содержание Библии, Ветхого и Нового Завета: историю творения, рая, греха, первых людей, потопа, народа избранного, искупления, христианства, семи Соборов, и в заключение показал ему картину Страшного Суда с изображением праведных, идущих в рай, и грешных, осужденных на вечную муку. Пораженный сим зрелищем, Владимир взодхнул и сказал: «Благо добродетельным и горе злым!» Крестися, ответствовал философ — и будешь в раю с первыми.”
Этот пересказ летописи Нестора Н.М. Карамзин завершил замечательным пояснением:
“Летописец наш угадывал, каким образом проповедники вер долженствовали говорить с Владимиром; но ежели греческий философ действительно имел право на сие имя, то ему не трудно было уверить язычника разумного в великом превосходстве закона христианского.”
Итак, мы видим, что “под пером Карамзина в родных преданиях прозвучало” действительно много интересного в отношении того исторического явления, на которое Пушкин указал именем Евгений. Из “Истории Государства Российского” следует также, что к выбору вероучения для своего народа Владимир подошел не как концептуально самостоятельный державник, а как современный “агент влияния”, искусно обработанный заезжим философом — представителем оккультной верхушки глобального знахарства, который в своем пересказе Ветхого и Нового Завета вряд ли посвятил равноапостольного в тайны приведенной ранее нами доктрины “Второзакония-Исаии”. Понятно, что сам Владимир ни Корана, ни Библии не читал; но даже если бы и захотел изучить их самостоятельно, то такой возможности он просто не имел: в Х веке еще не было русских переводов ни Библии, ни Корана. Нет в летописях и сведений о том, что будущий “равноапостольный” пытался засадить за изучение языков и переводы на русский язык этих книг доверенных людей.
Постепенно свету (управленческой “элите”) и отечественным “агентам влияния” в союзе с “безымянными философами” методами “культурного сотрудничества” удалось подавить негативную реакцию молвы (коллективного бессознательного) на проявления в экономической жизни паразитической агрессивности ростовщичества еврейского гения:
Но ныне светом и молвой
Оно забыто.
Оно же (еврейство) тем временем, следуя своему древнему кочевому инстинкту и “божьему наказанию”, о котором говорил иудейский эмиссар Владимиру, энергично распространялось по необъятным просторам России и, несмотря на попытки государей остановить его экспансию через введение “черты оседлости”, к началу ХIХ века прочно обосновалось во всех государственных институтах империи. Поэтому в поэме:
Наш герой
Живет в Коломне. Где-то служит,
Дичится знатных и не тужит
Ни о почиющей родне,
Ни о забытой старине.
Две последних строки указуют на неразрешимое противоречие западной исторической науки в отношении к главному инструменту экспансии библейской концепции: с одной стороны, её постоянные попытки убедить мировую общественность в особых, отличительных свойствах еврейства, как нации, а, с другой, — её неспособность отделить эту “нацию” по основным своим признакам от мафии. Другими словами, какое бы определение нации наука ни приняла, всегда получается неразрешимая дилемма: либо все народы, кроме евреев, — нации (но тогда остается вопрос кем являются евреи? ), либо единственная в мире нация — евреи (но тогда все остальные народы перестают быть нациями).
Не менее сложно для западной науки объяснить и особенную, свойственную только еврейству “гениальность”, которая в России и других странах проявляется через их засилье во всех управленческих структурах и особенно в средствах массовой информации и творческих профессиях: актеры, художники, писатели, музыканты и т.д. Если с точки зрения западной науки еврейство — нация, то ученых, объясняющих “особую одаренность” евреев, легко обвинить с позиций той же самой науки в расизме; если же, по мнению тех же ученых, евреи нацией не являются, то им придется согласится с версией: особая “одаренность” евреев — проявление их мафиозной сплоченности.
Что же такое еврейство? — Банда, псевдоэтническая международная мафия, преимущественно клановой организации, исторически сложившаяся на основе вероучения, проповедующего расовую исключительность и замкнутость его исповедующих, ориентированная на захват мирового господства и паразитизм, в пределах мечтаний, чтобы вся Вселенная была у жида на посылках.
Общее в еврействе и любой мафии:
— имеют развитую систему опознавания “свой — чужой”. Первый способ самозащиты вора, совершившего ограбление в толпе, кричать во весь голос: держите вора! Еврей готов обвинить в национализме представителя любой нации, чтобы замаскировать единственный, реально существующий в мире агрессивный национализм — сионизм, маскирующийся под интернационализм. Не случайно в любой стране еврей — интернационалист, а у себя в Израиле — оголтелый националист, шовинист и фашист; причем не потенциальный, а деятельный и наглый;
— рассеяны среди людей, избегают производительного тяжелого труда, хотя внешне могут быть вполне респектабельны;
— банда сплочена, в ней нет борьбы за социальную справедливость, “шестерка” никогда не поднимется против “пахана” — “раввина”. “Бедный еврей” готов бороться за социальную справедливость до последнего гоя вне еврейства и не в ущерб богатому еврейству. “Пахан” при случае расплатится кровью “шестерки” — в погромах еврейская крупная буржуазия и еврейские банкиры никогда не страдали;
— в банде практикуются клички. Евреи обожают псевдонимы;
— нормальные люди не тычут в глаза бандиту тем, что он — бандит. Только еврею не принято напоминать о его “национальности”, по словам Маркса “химерической национальности купца, денежного человека вообще”. Напоминание ведет к террору: от обвинений в черносотенстве до убийств;
— уголовщина насмехается над тружениками — все “герои” Райкина, Жванецкого, Альтова и других “юмористов” — гои-труженики; ни одного еврея;
— управление бандой на низших уровнях бесструктурное, целевое — через деньги; высшие уровни имеют структуру. Аналогично и у еврейства: низшие уровни через деньги выводятся на нужные посты в официальных структурах, при необходимости идет перераспределение доходов через банду — еврейскую общину. На высших уровнях — структура масонства. Каждый отдельный бандит не знает и не интересуется всей структурой банды. Каждый отдельный еврей подсознательно боится такой информации.
Верх “антисемитизма” (в традиционно навязанном понимании этого слова) — не говорить еврею, что еврейство — “самая культурная” и самая древняя банда, мафия, маскирующаяся под народ.
Вот теперь становится понятным и столь странное одиночество Евгения. В поэме оно проявляется в том, что у “нашего героя” нет ни родственников, ни друзей, ни знакомых. При более внимательном изучении содержания поэмы взгляду читателя предстают, как бы два, взаимно не связанных друг с другом, мира: в одном, полуфантастическом, в полном одиночестве, существует Евгений, в другом, реальном — живут обычной жизнью все остальные персонажи.
До революции все служивые люди подразделялись “табелем о рангах” на четырнадцать ступеней, но внешней отличительной особенностью, говорящей о принадлежности к тому или иному рангу, прежде всего была шинель, которую Н.В. Гоголь даже сделал центральным персонажем одной из своих повестей. Неопределенным выражением “где-то служит” Пушкин, согласно действующей в поэме системы умолчаний, дает понять, что “еврейский гений”, т.е. второе “Я” еврейства, его рассредоточенная в обществе информационная сущность, присутствует везде, во всех институтах государственного управления.
Слова любого пушкинского текста несут строго определенную информационную нагрузку, мера которой определяется, с одной стороны, состоянием коллективного бессознательного, всегда соответствующего духу конкретной исторической эпохи, а, с другой, — способностью индивидуального сознательного выразить это коллективное бессознательное в строгих лексических формах, присущих информационному состоянию только данной эпохи.
Слово “знать” в различное время вызывало в сознании разные образы. У многих и сегодня это слово ассоциируется с принадлежностью к некой “элите”. На самом же деле это слово — только палец, указующий на определенную социальную группу, обладающую определенным уровнем управленческих знаний, превосходящим все другие слои общества. Но поскольку в пушкинскую эпоху самым высоким уровнем знаний такого рода обладало дворянство (в среднестатистическом смысле), — самый богатый класс того времени, — то в обыденном сознании слово “знать” прежде всего отождествлялось не столько с принадлежностью к самому знанию об управлении обществом, сколько с высоким родством и богатством, передающимся по наследству.
“Дичится знатных” — это не значит, что еврейство боится “знати”, в смысле высокородного дворянства; это означает, что оно выделяет (конечно неосознанно) себя по принадлежности к представителям иного знания об управлении, которое недоступно управленческому классу Российской империи, но которое вполне осознанно выразил один из Ротшильдов, когда кто-то, желая ему польстить, спросил его: “Вы король евреев ?” На что тот ответил: “Нет, я еврей королей!”. “Король” в обыденном сознании — представитель высшей знати (во времена Пушкина — и предводитель дворянства, но не уездный, как Киса Воробьянинов, а общегосударственный) и потому ответ Ротшильда тоже может быть отнесен к разряду “дичится знатных”.
Подлинная родня евреев — обыкновенные кочевники-семиты, многочисленные племена которых во множестве бродили по окраинам обширной Древнеегипетской цивилизации в конце второго тысячелетия до новой эры. “Ев. гений” о ней не тужит не потому, что не хочет, а потому что действительно не может её знать, ибо та далекая родня и старина, из среды которой и была выведена древнеегипетскими евгениками (в смысле искусственно создана) эта странная порода “ни жителей света, ни призраков мертвых” действительно давно ушла в небытие. Но это о них, потерявших способность к различению добра и зла, и потому постоянно “оглушенных шумом внутренней тревоги”, сказано в Коране Сура 45:31. И когда было сказано: “Ведь обещание Аллаха — истина и час — нет сомнения в нем,” — вы сказали: МЫ НЕ ЗНАЕМ, что такое час, МЫ ТОЛЬКО ДУМАЕМ ВСЯКИЕ МЫСЛИ, МЫ НИ В ЧЕМ НЕ УВЕРЕНЫ”. 32. И явились им мерзости того, что они творили, и постигло их то, над чем они издевались.